Девушка в саркофаге: как я живу с клаустрофобией и агорафобией

Девушка в саркофаге: как я живу с клаустрофобией и агорафобией

Агорафобия практически неизвестна до сих пор. Если загуглить это название, то поиск выдаст определение «страх открытых пространств», но это устаревшее определение. Это прежде всего страх невозможности оказаться в безопасном пространстве. Для меня это всегда был дом, а сейчас это понятие шире — место, где я могу полежать, переждать, когда пройдет паника. В этом смысле агорафобия и клаустрофобия похожи — у меня они вызывают одно и то же чувство.

Первое воспоминание о клаустрофобии — мои детские сны. Один и тот же сон, повторяющийся в течение первых 8 лет жизни. Каждый раз я просыпалась в состоянии истерики, я орала, рыдала. А наутро даже могла этого не помнить, хотя ночью родители отпаивали меня валерьянкой. Эти сны не были конкретными: просто пульсирующий красно-бордовый цвет, и я будто бы становилась частью этого страшного цвета. И с каждым сокращением становилось всё страшнее: ужас просто животный какой-то, первородный. Подобное повторялось снова и снова. Я называла сон «ЭТО». Я боялась засыпать, говорила: «Я боюсь, что у меня будет ЭТО».

В реальности фобии настигли меня гораздо позже. Мне было лет 18, я устроилась на работу. Офис был отвратительный. Белый, вокруг какие-то уродливые растения, ни одного окна, гул ламп на потолке. И вот я сижу за компьютером и чувствую, что начинаю потеть, мне очень-очень душно. На четвертый рабочий день я просто не смогла выйти из дома из-за паники. Конечно, с той работы меня уволили.

В другой раз все было иначе — собеседование длилось больше часа. Это был важный для меня период, когда я решила не скрывать свое расстройство. И вот начальник меня спрашивает: «Что для вас было самой важной победой, самым большим преодолением в жизни?» И я отвечаю: «Знаете, тот факт, что я здесь с вами сижу, то, что выхожу из дома, это и есть мое самое главное преодоление». И я все рассказала о себе. И меня взяли на эту работу. Я тогда поняла, что адекватные люди адекватно меня воспримут. Офис был уютный, лофт с большими окнами, и мне много лет в нем было хорошо. Когда кто-то понимает, что с тобой происходит, когда об этом можно просто рассказать, это такой груз с плеч.

Я езжу на метро. Но в момент, когда поезд в тоннеле останавливается, первую минуту я сижу и думаю: «Знаю, что он поедет, всё хорошо», — а потом уже: «***, почему он не едет, почему?!» Когда включается «Уважаемые пассажиры, просьба соблюдать спокойствие, поезд скоро отправится», мне просто хочется орать. Мне приходилось раз 10 пить транквилизаторы в этот момент, чтобы как-то всё вытерпеть. Я ничего не могу поделать, я только могу минимизировать пребывание в метро, и поэтому мой небольшой бюджет быстро кончается, так как я часто езжу на такси.

Как бы это объяснить? Вот если тебе руки и ноги склеили жестким скотчем и поместили в шкаф, и ты понятия не имеешь, когда вернется кто-то и вернется ли кто-то, а там кончается воздух. И начинается паника.
Однажды мне надо было выступать перед аудиторией перед защитой диссертации. Я хорошо читаю лекции, вышла и начала рассказывать то, что собиралась, — и вдруг полный ступор. У меня в голове ни единой мысли. На меня все смотрят. У меня жуткий ужас, я не знаю, что происходит, за что зацепиться. Паника. Я начала терять сознание. Попила воды, вышла на улицу, пошла домой. На следующий день я остановилась на полпути к университету — произошло то же самое. И дальше каждый день дистанция укорачивалась, у меня случалась паника. Через пару недель я не могла выйти в соседний продуктовый. Как только я пыталась спуститься с четвертого этажа на первый, у меня начиналась трясучка, и она продолжалась минут сорок. Мне приходилось ложиться на кровать, у меня были уже как эпилептоидные припадки, после которых надо подолгу приходить в себя. Так я на полтора месяца перестала вообще выходить из дома.

Я боялась обращаться к психиатру. Начиталась отзывов в интернете про разных врачей, и только потом я догадалась, что вообще-то когда человеку помогли препараты и все хорошо, мало кто оставит отзыв. Обычно оставляют только после неудачных случаев. Отзывы меня напугали, я начала бояться таблеток, заговора фармацевтов.

В какой-то день я проснулась и стала довольно рационально размышлять о том, как именно я покончу с собой. Я сделаю вот это, а потом вот это, надо еще что-то мужу сказать. А я вообще-то очень жизнелюбивый человек. И тут я поняла, что все-таки надо что-то делать.
Мне выписали таблетки. Я сидела как в «Матрице» перед этой первой таблеткой, в жуткой тревоге. Только я ее выпила — и у меня сразу началась паническая атака.

Но постепенно всё стало налаживаться. Я помню, как проснулась и впервые за несколько месяцев захотела убрать дома. Я включила Petshop Boys, взяла тряпку и начала убирать квартиру. И это было просто великолепно. Позднее я смогла выйти в продуктовый магазин. Там стоял какой-то невероятный запах. У меня возникло чувство, как будто я долгое время провела в заточении. Звучит музыка, какая-то женщина спрашивает, пробовала ли я эти апельсины. Я купила продукты и была очень счастлива. Я расплакалась. Но не от таблеток, а от того, что снова могу выходить из дома. Каждый раз, когда мне плохо, я вспоминаю этот момент.

Я учусь справляться с паническими атаками, мне помогает экспозиционная терапия. Состояние паники я не гашу, я просто иду. Страшно, очень плохо, но мы это уже проходили — паника имеет свойство заканчиваться. Эта мысль мне помогает.

Сейчас мне 26 лет, и я научилась жить со своими диагнозами. И не только жить, но и работать с ними. Я участвовала в группе «Психоактивно», которая борется за дестигматизацию психических заболеваний. Создала группу поддержки «Анонимные тревожно-депрессивные». Делаю медиапроекты и пишу разные статьи. Я стараюсь свой опыт перенести в создание чего-то.

Я горжусь проектом «Ближе, чем кажется» — это первый масштабный фото- и текстовый проект для СМИ, и он породил огромное количество комментариев. В нем 11 человек с особенностями психики рассказали мне, что они чувствуют, как к их болезни относятся окружающие и что помогает им справляться. Я создала этот проект, чтобы люди с расстройствами могли отправить ссылку своим родным и сказать: «Я такой же, как эти ребята, не повторяйте ошибок их близких, примите меня таким, какой я есть». Чтобы люди с проблемами не боялись лечиться, потому что хорошие специалисты тоже есть — каждый участник этого проекта такого нашел.