Информационная волна, в очередной раз развернувшая внимание к «детской карательной психиатрии», собственно, не принесла с собой ничего нового. Да, в детских домах и интернатах детей отправляют в психиатрические больницы. Да, это часто используется как способ «привести в порядок» тех, кто этот общий порядок нарушает (включая не только буйных, агрессивных, непокорных, но и тех, кто не в состоянии всю жизнь жить в строю). Во всех детских сиротских учреждениях, с которыми мне довелось столкнуться за 20 лет работы, так делали — где-то больше, где-то меньше. По той простой причине, что так принято.
Почему-то сегодня, справедливо негодуя по поводу карательной психиатрии, никто не говорит о том, что это только часть общей системы карательного воспитания. Общественное воспитание в учреждениях для детей-сирот репрессивно по своей сути, ибо устроены они как режимные учреждения.
Мы возмущаемся, что ребенка или подростка можно насильно увезти в больницу, обколоть аминазином, лишить возможности уже не только действовать, но и думать и чувствовать. Но разве менее странно, что воспитанник сиротского учреждения до 18 лет не имеет права выйти за стены своего учреждения без сопровождения сотрудника и соответствующего приказа? Это нормально — не иметь возможности передвижения, уединения, выбора соседа по комнате, личного пространства, личного времени, личных вещей? До сих пор все учреждения для детей-сирот ориентированы только на групповое воспитание, все дети живут по общему режиму. Индивидуальный путь развития ребенка здесь невозможен в принципе (несмотря на все декларации), так как никакие условия для этого не предусмотрены. Само понятие приватности (права ребенка на частную жизнь) в систему общественного воспитания не закладывается, поэтому все возмущения по поводу нарушения прав ребенка в глазах представителей системы выглядят по меньшей мере нелепо. Ребенок в сиротском учреждении — часть большого механизма, который должен успешно функционировать. Поэтому все нарушители общего порядка караются так жестоко, что они ставят под угрозу существование огромного хозяйства.
Если дети в детских домах вдруг получат право быть разными, в том числе сложными и непослушными, получат право думать, выбирать, иметь свое мнение, ни один детский дом такого не выдержит, потому что и сотрудники, и сам образ жизни в учреждении к этому не готовы.
А уж какими способами детей приводят «к общему знаменателю» — «психушками», угрозами, манипуляциями, подкупом, шантажом — как правило, зависит от того, что ближе и удобнее.
Существование системы коррекционных интернатов — также одно из последствий режимной педагогики. Мне всегда хотелось проверить на психическую адекватность людей, которые считают, что, собрав вместе сотню детей с тяжелыми нарушениями, можно улучшить их состояние, скорректировать их поведение или подготовить их к успешному будущему. Любой нормальный педагог знает, что ребенок не развивается в моносреде. Для развития нужны разнообразные контакты, а для ребенка с проблемами развития особенно важно формировать представление о норме и видеть образцы таковой. Как узнают о нормах поведения дети из коррекционных интернатов, которые никогда в жизни не общались с «нормальными» ровесниками? Дефекты и проблемы в коррекционных интернатах перемножаются и накладываются друг на друга, выжить и сохранить в себе хоть что-то человеческое в таких условиях может далеко не каждый. Детям так плохо и трудно, да и воспитателям с ними тоже и плохо, и трудно, но явно тем, кто это придумал, так удобнее. Разделить детей на «виды» — плохо видят, плохо слышат, плохо говорят, плохо двигаются, плохо соображают, всего восемь «видов» — каждый «вид» изолировать, лишить всякой возможности прикоснуться к жизни вне стен учреждения — такой педагогический концлагерь и в страшном сне не приснится. Но чуть ли не половина детей-сирот растут в коррекционных учреждениях, особенно много в коррекционных учреждениях VIII вида — для детей с диагнозом «легкая умственная отсталость». Развивать и корректировать в таких условиях практически невозможно, можно только подавлять, усмирять, успокаивать. И помещение в психбольницу становится инструментом педагогического воздействия, тем более, что для детей «восьмого вида» — с психиатрическими диагнозами — такой способ легко представить как необходимый.
Что же со всем этим делать?
Возможно ли создать в детском учреждении условия для полноценного роста ребенка — вопрос спорный. Но сделать жизнь детей менее травмирующей и более приемлемой для развития, безусловно, можно. Общая гуманизация жизни детей в детских домах и особенно в коррекционных интернатах, на мой взгляд, должна включать несколько параметров:
возможность уменьшения числа детей в группах для более тонкой работы воспитателя со сложными детьми (для этого нужен пересмотр нормативов, требующих определенного количества детей на ставку педсостава), признание права на индивидуальный путь развития;
разнообразие контактов с разными взрослыми, в первую очередь приходящими «извне»;
обязательные, тщательно продуманные программы интеграции детей, в том числе с любыми отклонениями, с ровесниками из семей, особенно без всяких отклонений (процесс требует совершенно иного отношения к своим воспитанникам со стороны педсостава детских домов и изменения общественных установок на более принимающие, но дело того стоит);
выход за стены учреждения — в любых формах (занятия в районном доме творчества, прогулки по общественному парку, а не во дворе интерната, поездки не только в музеи и театры, но и в магазины и аптеки);
повышение престижа специалистов, работающих с сиротами, в общественном мнении и на государственном уровне, что повлечет и повышение уровня требований к профессионализму сотрудников сиротских учреждений;
большая открытость детских домов к взаимодействию со специалистами других детских учреждений и организаций, движение в сторону социального партнерства.
Где найти ресурсы? Вижу несколько путей.
1. Социальный заказ для общественных организаций.
Присутствие общественных организаций в детских учреждениях может стать легитимным. Можно воспользоваться западным опытом, когда общественные организации участвуют в конкурсе на оказание определенных социальных услуг. Разработать условия участия, требования к организациям, способы контроля за ходом работы, определить, кто и как будет оценивать эту успешность (какая-либо структура вне стен интерната). Содержанием деятельности может быть что угодно, на что не хватает рук у самого учреждения — например, организация дополнительных занятий для одаренных или, наоборот, отстающих детей; обслуживание лежачих больных; индивидуальное сопровождение нуждающихся в особом внимании, да и мало ли что нужно детям, но невозможно по штатному расписанию.
Профессиональный потенциал тех организаций, которые сейчас принято называть волонтерскими, зачастую очень высок — «волонтерить» идут педагоги, психологи, дефектологи, медики. Да и просто к детям придут люди, которые хотят с ними работать и не боятся, что им будет трудно. Они готовы работать с любыми детьми. А если кто-то не справится — команда, заинтересованная во взаимодействии, сама найдет замену недобросовестному или неумелому.
Дайте возможность — после любых процедур сертификации — внешним специалистам работать с детьми из детских домов не на птичьих правах, а легитимно — и они разгрузят психиатрические больницы.
2. Развитие института профессиональных замещающих семей.
Конечно, семья в разы увеличивает шансы ребенка на коррекцию и развитие. Но развитие сложного ребенка должно стоять в эпицентре усилий не только семьи, но и коллектива специалистов, должно обеспечиваться государственной поддержкой. Тот вариант патроната, который был отвергнут прошлогодним Законом «Об опеке и попечительстве», — с солидарной ответственностью, когда семья, специалисты и государство делят обязанности по воспитанию и защите прав ребенка, — был бы оптимальным вариантом. Предложенный законом «патронат» как разновидность опеки, возлагающий весь груз на семью, резко сократил шансы тяжелых детей на семейное устройство. Но родительский потенциал в обществе все-таки есть — и трудных, и не совсем здоровых, и инвалидизированных детей стали брать в семьи. Начал появляться круг семей, которые понимают, что приемный ребенок с отклонениями в развитии требует не только любви и внимания, но и профессиональных навыков. Эти семьи нужно поднимать и поддерживать, выстраивая вокруг социальную инфраструктуру — с центрами сопровождения, посещениями специалистов, с формированием уважительного отношения к их усилиям и в школах, и в детских центрах, и в медицинских учреждениях. Не равнодушно или пристрастно контролировать — «справятся ли» — а помогать растить сложного ребенка.
3. Частные и общественные детские дома и дома инвалидов.
Почти непаханное поле. Делается ли что-нибудь и насколько успешно — об этом мало что известно, и внимание привлекают только негативные случаи. Конечно, это тема для отдельного разговора. Но, предчувствуя, какие камни полетят в меня за эту идею, считаю, что и в этом направлении надо двигаться. Потому что есть смысл признать: система общественного призрения сегодня зашла в тупик и находится в глубоком кризисе. И дальше вниз — по сути уже некуда. А подняться вверх требует усилий. И ждать их только от государства — бессмысленно.
Наталья Степина — педагог Региональной общественной организации поддержки детского и молодежного творчества «Я — человек»
